Наташин блогЛичный Наташин дневничок…

В ночь на четверг, 20 августа, не стало актера Льва Дурова.

Он скончался в Москве на 84-м году жизни. «Комсомолка» вспоминает последний разговор с актером.

Накануне своего 80-длетия он приезжал в Калининград вместе с Ириной Муравьевой и играл спектакль «Аккомпаниатор».

«Хочу сбежать от своего юбилея»

- Лев Константинович, над чем вы сейчас работаете?

- Работа в спектакле «Аккомпаниатор» - моя пока что последняя работа, премьера. Сейчас же я начинаю работать в Театре на Малой Бронной над «Бурей» Шекспира. А еще в этом году у меня юбилей – 80 лет. Вот пока такие планы. А сейчас у меня в ежедневнике все расписано на дни и месяцы вперед. Недавно я был в Хельсинки, а вчера – в Выборге.

- Новые роли вам тяжело даются?

- Если это хорошо выписанные роли, то легко. А за плохие роли я и не берусь (смеется).

- Как вы учите новые роли?

- У актера есть три памяти. Первая – дальняя. Репетируешь спектакль и знаешь, что он может идти десять, двадцать лет. Вот у меня «Жиды города Питера» братьев Стругацких идут с 1991 года. Я могу любой монолог воспроизвести без труда.

Вторая память – подсознательная. Бывает, спектакль снимают, даже если он хороший. Просто выходят новые спектакли, и они старым уже на пятки наступают. И все равно я все свои роли помню. Вот спросите и меня, и я моментально начну молотить! Когда мне было 20 лет, я совершенно спокойно мог уже на второй репетиции откладывать в сторону текст, будь то Достоевский или Шекспир. Я уже все наизусть знаю! Сейчас-то, конечно, труднее…

Есть и третья память. Я называю ее «мусор». Это киношная память. «Мотор!», «Стоп!», «Снято!». Вот и все! Я тут же забываю свой текст. Голова его не удерживает. Он не нужен. Вот, скажут мне через два часа: «Давайте переснимем». А я уже не могу вспомнить, что было. Я скажу: «Давайте мне текст в руки, тогда будем снимать».

- Этот год для вас юбилейный. С какими чувствами подошли к дате 80 лет?

- Я всегда к датам с замечательными чувствами подхожу. Надо будет просто как-нибудь увильнуть от этого юбилея, чтобы никто не морочил голову, чтобы не было официоза, чтобы никто не поздравлял. Надо будет смотаться, убежать от юбилея!

- У каждого возраста есть свои достоинства и недостатки. Что вам в своем возрасте не нравится?

- Не нравятся возникающие болячки… Да и потом, когда я внутренне чувствую в себе силы мальчишки из Лефортово, который гонял голубей, а сам понимаю, что физически я уже не тот – это противно, неприятно (смеется). А, в общем – все нормально! Сколько есть, столько и есть! Слава Богу, что он дал мне такую долгую жизнь. Говорят, средний возраст мужчин в России – 58 лет. Я, выходит, уже перешагнул все пороги. А вы посмотрите, сколько молодых коллег и друзей уходит из жизни! Страшно и обидно становится. А я живу. Я попадал в разные ситуации. И мог много раз погибнуть. Ангел-хранитель меня бережет.

- Как вы думаете, почему сегодня нет уважения к старшему поколению, да, впрочем, и уважения друг к другу?

- Многие понятия заменились одним словом – деньги. Конечно, понятно, что без денег прожить нельзя и всем они нужны. Это при советской власти считалось, что нищета – это признак патриотизма. Это полная чушь! Человек должен жить нормальной жизнью и не унижаться, каждый день, думая о куске хлеба. Но когда все в жизни заменяется словом «Деньги», когда они становятся мерилом, то все рушится. Кино сегодня снимает тот, у кого есть деньги, хотя на это он никакого права не имеет. С точки зрения художественности. Он не художник, не профессионал, у него просто есть деньги. Вот он и набирает актеров, снимает кино... И ведь так – в каждой области нашей жизни!

Почему же так много людей уезжает за границу. Ученые, например! А уж наша профессия актера ТАМ не нужна. Американцы очень любят и ценят своих актеров. Они никого из наших не подпускают. Да, два-три наших актера поснимались в Голливуде… Да и то в фильмах так называемого класса «Б». И ведь все, на этом их карьера закончилась. Американцы любят своих. А мы своих не любим. Мы не уважаем. Все это – недоверие и неверие в человека - началось уже давно, с 1917-го, с 1918-го года. И так продолжается много лет. Мы – быдло. Мы – никто. Никто ни с кем не считается. И позиция такая не меняется.

- А изменится ли?

- Думаю, что на моем веку ничего не изменится. И не только деньги ведь во всем виноваты… Знаете, у Американцев тоже масса проблем. Однако же на каждом американском доме висит флаг. И ведь вешать флаги их не заставляют. Но они вывешивают. Иногда даже не один, а два флага. А нам до последнего времени запрещали вешать флаги даже на балконе! И знаете, как объяснили? Говорят, мол, чтобы никто не надругался. Отчего же такое недоверие к народу? Ситуация абсурдная.

О творческом зуде и зрителях

- Вы актер со стажем. Работали и в советское время, и в 90-е, и сейчас в строю. Меняется ли профессия актера и отношение к актерам?

- Да, да, меняется. И не в лучшую строну. Вот когда вы смотрите телевизор, в этих сериалах вы видите будущего Евстигнеева, Леонова, Никулина, Абдулова?

- Нет, не наблюдаю.

- Ну, вот и все! Сейчас все слишком скоропалительно. «Быстрее, быстрее!». Две серии в день снимают. Так что художественного там может быть? А все экономия-экономия-экономия, деньги-деньги. Нужно ведь сляпать двести серий! Потребительское отношение.

- Вы бываете на спектаклях в качестве зрителя?

- Да, все время хожу. Все смотрю! И когда я вижу спектакль неважный, у меня апатия, я расстраиваюсь и думаю: «Правильно ли то, что я – актер? Не угробил ли я свою жизнь? Не потратил ли я ее зря?» А когда я вижу замечательный спектакль, я думаю: «О, надо же завтра начинать новую работу. Работать как режиссер, как актер». У меня появляется творческий зуд, творческая зависть. Я хватаюсь, и начиная работать.

- Бывало, что вы уходили со спектакля?

- Нет. Всегда до конца смотрю. Тут другая ситуация. Когда на сцене играют мои коллеги и спектакль мне нравится, то после его окончания я иду за кулисы. И коллеги обижаются, если не прихожу к ним. А ведь если я не иду, то значит, мне не понравилось. А если пойти, то что сказать? Что-то вроде: «Ребята, вам вообще не стыдно? Вы, сукины дети, что вы делаете?» Поэтому я предпочитаю вообще не заходить за кулисы. Потому что кроме брани на губах, после плохого спектакля у меня ничего не остается. А зрители вокруг меня аплодируют! Только я не понимаю, за что!

- Зритель не тот пошел?

- Меняется эстрадный зритель. Вот был Аркадий Райкин. Люди в его зале УЛЫБАЛИСЬ. А теперь люди в залах РЖУТ. И это всеми поощряется. А почему? Да потому что ржущим народом легче управлять. Размышляющим и думающим управлять труднее.

А театральный зритель старается все же держать себя в рамках.

Кстати, зрителей, как и актеров, я делю на две категории: на талантливых и неталантливых. Вот, сижу я в гримуборной и смотрю на экране трансляцию того, что в зале происходит. И все ведь слышно! Когда в зале приглушенный гул ожидания – это одно. А когда в зале шум и крики: «Маня, ты на каком ряду сидишь?» Мне, как актеру, придется собирать внимание такой публики. Это вот неталантливый зритель (смеется).

«Мне снятся киносценарии»

- Вы любите праздник 8 марта?

- Для меня эти праздники смехотворны. Я всегда говорю: «Почему бы нам не положить восьмерку горизонтально? Так мы получим знак бесконечности. Что же мы отделываемся 8 марта тремя гвоздичкам?»

- Ваша любимая женщина-актриса?

- Из наших - Алиса Фрейдлих. Из зарубежных – Лайза Миннелли.

- Что пожелаете женщинам?

- Чтобы МЫ им доставляли поменьше огорчений.

- А мужчинам что посоветуете в связи с праздником 8 марта?

- Быть мужчинами, а не муд..звонами! (смеется).

- Зима закончилась. Какими были для вас эти три холодных месяца?

- Морозов-то немного было! И погода была в основном пасмурная. А когда солнца нет, это огорчает. А вообще, мне последнее время стали сниться… сценарии. Я просыпаюсь, а он у меня в голове! Я позвонил знакомому драматургу, он приехал ко мне и написал сценарий. И по нему мы сняли фильм «Егорушка» о двух ветеранах, которые угоняют собственный танк, который стоит на пьедестале. Так мы пытаемся бороться с властью в маленьком городке. А власть не знает, что с нами делать. А мы раскатываем по городу на танке! Такая вот история.

Потом мне приснился другой сценарий. Я его рассказал драматургу и он его записал. Хотели снять, а нам говорят: «Не формат!». Я спрашиваю: «А что формат? Выстрелы и кровь на стене?». Мне сказали: «Извините, да». Ну и я тоже извинился. Теперь наш замечательный сценарий лежит и ждет своего часа. Уверен, его время придет. Не пропадет работа. Это было бы не честно с точки зрения жизни

- То есть в судьбу верите?

- Да, конечно.